В последний момент выясняется, что Ваня не идет, и нас остается двое — я и Ира. Следующим утром, затянув ремни на рюкзаках, мы идем на маяк: сперва к каменному венцу напрямую по льду, потом по припаю вдоль берега. Местами было скользко, инога ветрено, но почти всё время жарко.
На маяке мы отогрелись, переночевали и следующим утром выдвинулись обратно.
За окном завывает ветер. В город пришел долгожданный циклон и температура поднялась с —25 до —10 градусов. Я лежу на кровати, слушаю разные звуки: мне не спится. На меня накатывает ощущение утра, которое я запомнил с самого детства, когда просыпался у бабушки.
Я лежу на мягкой перине; моя голова утопает в огромной подушке, которую потом бабушка аккуратно поставит на застеленную кровать; за окном уже светло, и я слышу как чирикают воробьи. Над кроватью висит портрет моего дяди — он умер, так и не дожив до 30. Мне всего 10 лет, и дом мне кажется очень большим. Я сползаю с кровати и одеваюсь.
Выхожу из спальни, сворачиваю направо и попадаю на большую застекленную веранду. Там стол, газовая плита, стулья с округлыми спинками и запах свежего хлеба. Если повернуть из спальни налево, то будет коридор: зала, еще спальня, кухня и примыкающая к ней ванна. Прошло двадцать лет с того времени, как я там был в последний раз, в голове только обрывки воспоминаний — в зале на верхней полке серванта лежит отцовский дембельский альбом, телевизор старый и черно-белый, во второй спальне ковер-репродукция шишкинских медведей, в кухне стол, шкаф со стеклянными дверьми, печка и спуск в подпол к варенью, консервам и картошке.
Если выйти из веранды, то справа вишневое дерево, слева — около летнего домика — абрикосовое, а дальше, вглубь огорода — груша, черешня, опять вишня и шелковица. В палисаднике перед домом растет клубника, рядом смородина, где-то крыжовник. До сих пор помню, что в сарае под полками с инструментом, уезжая, я оставил свой первый и последний скейт-борд.
Побродив мысленно по дому из детства, я засыпаю.
