Заключительный отрезок пути из Кристиансунна в Осло.
Все фотографии сделаны на фотопленку Kodak Portra 400NC и Ilford Delta 100. Камера Nikon F80 с объективами 35/2D, 50/1.4G и 135/2D. Последними двумя реально пользовался несколько раз.
В последний момент выясняется, что Ваня не идет, и нас остается двое — я и Ира. Следующим утром, затянув ремни на рюкзаках, мы идем на маяк: сперва к каменному венцу напрямую по льду, потом по припаю вдоль берега. Местами было скользко, инога ветрено, но почти всё время жарко.
На маяке мы отогрелись, переночевали и следующим утром выдвинулись обратно.
Порылся в архивах, нашел всякие фотографии из отпуска интересные. Тогда они казались неинтересными, а сейчас уже не кажутся. Пару пленок запороли при проявке, и они оказались все в белых точках. Но сейчас, я думаю, это не важно.
«Нырок», — я читаю название лодки-малютки, на которой меня будут переправлять на катер. На берегу совсем небольшая волна, но нырку хватает, чтобы сразу зачерпнуть пару литров. Я сажусь в лодку и ноги тут же промокают. Через тридцать секунд, с мокрыми ногами, я запрыгиваю в катер к своим спутникам. Катя, Ира, Женя, Денис, Николай и его жена Лиля, — мы идем на маяк. Николай и Лиля там работают, а мы собираемся отдохнуть пару дней.
Пить чай. Есть бутерброды. Болтать ни о чем. Проводить день.
С видом на море.
— Мужики, медведь! Просыпайтесь! — Дима пытается нас разбудить. Я спросонья ничего не понимаю. Медведь? Я в спальнике! А, да, у нас же ночевка на озере Арманского хребта.
Мы идем вверх уже пять часов. За плечами у меня рюкзак: спальник, теплая одежда, вода, кружка, ложка, миска. Тушенка. Каша. Финики. Я смотрю на показания GPS, привязанного к лямке рюкзака: высота 750 метров. Еще двести метров до вершины.
Идти очень тяжело, каждые пятьдесят метров подъема — отдых. Перед самой вершиной Денис убегает наверх. Я на такой рывок не способен, поэтому продолжаю идти траверсом с той же скоростью. Пятьдесят метров. Пот стекает рекой. Двадцать. Мышцы на ногах звенят как натянутые тросы. Пять. Наконец, мы взбираемся на хребет. Внизу — озеро. Я думаю, что неплохо было бы его сфотографировать. Но сил хватает лишь на то, чтобы скинуть рюкзак и лечь передохнуть.
— Какая клевая идея — поставить стиральные машины в клубе, — говорю я.
— А они рабочие, — Петр показывает мне на одну из стиральных машин. Внутри крутятся вещи.
Режим стирки — деликатные ткани.
Мы сидим в клубе «Стирка». Здесь можно постирать свои вещи и выпить. Напротив стоит диджей и крутит свои пластинки. Сегодня мне предстоит марш-бросок по барам, который должен закончиться стейком в Диккенсе.
Я смотрю на стиральные машины и говорю: — Круто.
Петр рассказывает о своем путешествии в Америку. Нью-Йорк, — говорит он, — это пиздец. С первой минуты пребывания и до отъезда в воздухе чувствуется электричество. Он рассказывает про Централ Парк и про Таймс Сквер. Он рассказывает про то, что в отличие остальной, стерильной Америки, на улицах Нью-Йорка срач. Его убирают каждую ночь, но каждый день все повторяется снова. Я думаю о размерах Нью-Йоркской свалки.
У нас кончилась выпивка. Я иду к барной стойке и прошу намешать водку с бехеровкой. Один к одному. Лед. Коктейль “a-la Карасев”.
Петр закуривает трубку и рассказывает про Брайс каньон и Гранд каньон. Про Чикаго. Про магазин B&H.
— B&H — это настоящий еврейский магазин. Все продавцы с пейсами, все бейджики кошерные. Абрам. Натан.
Петр рассказывает о том, что по магазину идет транспортерная лента, которая доставляет товар на кассу. Берешь коробку, ставишь на ленту, идешь дальше.
Мы допиваем коктейль и идем в следующий бар. Почему нет, — думаю я. Внутри нет ликера, зато есть кофе. Пока я пью кофе, Петр рассказывает про Солт-Лейк-Сити. Про закат над Аризоной.
— Это невозможно передать словами, — говорит он. — В этом закате есть все цвета. Вообще все.
В следующем баре мы заказываем по пятьдесят текилы. Край рюмки обмазан солью. Я выпиваю залпом. Лимончик.
— У нас есть фотографы, — говорит Петр, которые печатаются в Vogue. Каждый их снимок, – продолжает он, можно смело опечатывать четырехзначными суммами в долларах. Это очень круто.
Еще один бар позади. Я изрядно пьян. На улице я трезвею, но ненадолго. Мы заходим в суши-бар погреться. Греемся саке — отвратительно. Закусываем суши и идем дальше.
Мы выходим на набережную, переходим мост и заходим в Диккенс. К сожалению, кухня закрылась и мы уже ничего не сможем съесть. Решаем заполировать всё сперва виски со льдом, а потом кофе. К этому времени я уже очень сильно пьян. Теряю мысли, забываю фразы на полуслове.
Звучит гонг. Диккенс закрывается. Мы прощаемся с работниками и выходим на улицу. Петр ловит мне тачку, прощается и засовывает меня во внутрь.
По пути домой таксист спрашивает, не буду ли я против того, чтобы подобрать еще кого-нибудь при возможности. Я собираю последние силы и отвечаю “мне бы не хотелось”. Таксист мне что-то говорит, но я на второй ответ уже не способен и просто крепко держусь за ручку двери машины, чтобы не завалиться на бок.
На утро я просыпаюсь от того, что в голове идут ожесточенные бои. Целый день бушует война с переменным успехом, пока я не покупаю упаковку янтарной кислоты и не прекращаю весь этот беспредел.
Вечер удался.
– А ты откуда?
– Я из Кирова. А ты?
– Я из Магадана.
– Ну нифига себе!
– Да. Я выиграл, – мы смеемся.
– Я из Кирова. А ты?
– Я из Магадана.
– Ну нифига себе!
– Да. Я выиграл, – мы смеемся.
Мы стоим на кухне студии во всех смыслах. Тут пишут музыку, играют, фотографируют и общаются. Внутри уютно. Я наливаю себе чай и возвращаюсь на свое место. Предо мной стол с коваными ножками и мраморной столешницей. Александр продолжает занятие. Сегодня первый день, мы знакомимся и получаем первые определения. Мода. Авангард. Модели восприятия. Коммуникации. На столе лежат фотоальбомы – Ян Саудек, Эллен фон Унверт, Суткус.
– Ваше первое домашнее задание: вы должны снять репортаж про субкультуру.
Мы строчим в блокнотах. Субкультура, – говорит Александр, это группа людей с общими интересами. Для поиска и идентификации себе подобных у них есть визуальные отличия. Вспомните готов. Скейтеров. Панков. Прошлая группа сняла гастарбайтеров и анимешников. Даже фотографы образуют свою субкультуру по всем правилам. Мы выделяется рыскающим взглядом и фотосумками. А в кафе мы достаем свою фототехнику и показываес друг другу.
Для простоты, продолжает Александр, мы поделимся на несколько групп. В каждой группе должен быть хотя бы один местный. Группой легче выполнять задания.
Меня выбирают в группу к Инне и Маргарите. Инна из Москвы, Маргарита из Екатеринбурга.
Занятие продолжается. Мы иногда говорим, но больше слушаем. Бизнес-модель. Подача материала. Многое я уже знаю, что-то придумал сам, что-то вычитал в интернете. Быть или казаться. Мы скачем по всем темам, мои записки в блокноте совсем не похожи на стройный лекционный материал университета. Они вообще ни на что не похожи, только помогают восстановить последовательность тем беседы.
Вот таблица целей и ресурсов. Привет, менеджмент. Это домашнее задание номер два. Выписать свои цели и ресурсы. Я вписываю в цели “снять шедевр” и “заработать миллион”. Ставьте перед собой реальные цели, да-да.
Нарисовать автопортрет.
Построить дом.
После занятий я звоню старейшине Уиллису. Коля познакомился с ним и его товарищем в метро, чтобы немного попрактиковаться в английском. Уиллис и его друг Хант – мормоны, приехали из Алабамы два года назад нести слово божье. Сектанты.
Самый простой способ определить сектантов, говорит Коля, это узнать, есть ли у них какая-нибудь дополнительная книга, кроме Библии. Как правило, есть, и в ней объясняют несоответствия между евангелием и их верованиями. Например, многоженство.
Could you do me a favor? – я спрашиваю Уиллиса. Рассказываю, что хотел бы поснимать их за работой и дома. Я говорю, что мне это было бы очень интересно. Я не лгу, мне это действительно интересно. Он соглашается.
Отлично.
Перезваниваю Инне. Рассказываю о том, что мы будем завтра снимать сектантов. Она спрашивает, а можно ли выделить их визуально. Конечно, говорю я. Они же сектанты – белая рубашка, галстук, черное пальто, рюкзак. А главное – бейджики на груди. Круто, – говорит Инна.
– Что будете?
– Вино, пожалуйста.
– Вино, пожалуйста.
Стюардесса наливает в пластиковый стаканчик из бутылки.
На высоте 10 600 метров я смотрю в иллюминатор. Везде, куда хватает взгляда, снег. Горы, русла рек, долины.
Наверное, глядя с такой высоты, я должен думать о чем-то возвышенном.
Приносят обед, я беру мясо. На эшелоне 350 я ем рис с мясом, пью чай и слушаю айпод.
Пристегнуть ремни.
Горы в иллюминаторе закончились, и началась тундра. Под крылом проплывает огромная река. Возможно, Лена. Капитан говорит о том, что наша трасса проходит севернее Якутска. Норильский, мыс Каменный, Сыктывкар. Семь часов пятьдесят минут со скоростью восемьсот пятьдесят километров в час.
Я листаю бортовой журнал авиакомпании. На карте маршрутов по локальным направлениям 22 аэропорта, не считая Якутска. Саскылах. Як-425. Чокурдах. Белая Гора. Тикси. Як-401. Вылет по 1, 3 и 5 дням недели.
Белый снег, черные деревья, русла рек, холмы – все это сверху похоже на гигантскую гравюру. Как будто кто-то причесал ландшафт огромной расчесткой.
Я поднялся в воздух на побережье Тихого океана, пролетел над Северным Ледовитым и приземлился недалеко от Атлантического.
Я два раза за семь часов пересек северный полярный круг.
Я, пожалуй, попрошу еще чаю.
Мы снова опоздали в кемпинг. Большинство кемпингов закрываются в 8 вечера, и этот не стал исключением. Мы едем обратно в город, чтобы найти место где поесть и переночевать.
Навигатор ведет нас по городу от одной гостиницы к другой, но пока без особенного успеха. Где-то уже закрыто, где-то нет мест. Я порядком подустал, периодически глохну при трогании. В городе ни души.
Наконец, нам удается найти гостиницу прямо в центре города. Дима использует свои навыки общения на неизвестном ему языке и узнает где гостиница, находит хозяина и договаривается о ночлеге. Она недорогая, с видом на центральную площадь и с рестораном на первом этаже. Я паркуюсь на первое попавшееся место. Какой-то местный француз подходит и пытается объяснить, что вот тут лучше не парковаться. Он что-то долго рассказывает, но ничего не понятно. В конце монолога он показывает рукой на другую парковку чуть в стороне. На всякий случай переставляю машину, потому что следующим днём у нас плотный график, и никому не хочется бегать в поисках штрафстоянки.
— Ме-е-е, — официант показывает Кате, из чего сделан сыр в гарнире. Он не говорит по-английскии и мы общаемся жестами. Хозяин гостиницы по своместительству бармен и официант. Семейный бизнес, у гостиницы нет звёзд, поэтому такие цены. К ужину мы заказываем сидр. Это же Кальвадос, нельзя без сидра. Очень вкусно.
После пляжей Нормандии, беготни по немецким бункерам, посещения Байо, Этреты и еще кучи других мест и нескольких часов за рулем, я вымотался и уснул почти сразу. Без снов.
Утром я стою возле окна и смотрю, как просыпается город. Душ. Завтрак. Пока прогревается машина, мы укладываем вещи. Я устанавливаю навигатор на лобовое стекло и вбиваю следующий пункт назначения: Живерни.
По приезду в Живерни выясняется, что Катя оставила в гостинице бумажник. Час туда, час обратно, и пока Дима с Дашей смотрят дом-музей и сады Клода Моне, мы делаем двухсоткилометровый марш-бросок в гостиницу и обратно.
— Он даже ничего не сказал, — говорит Катя. Просто улыбнулся и вернул мне бумажник.
Мы снова в Живерни. Дом, сады, пруд с кувшинками, дорожки, мостики и цветы, цветы, цветы.
Париж встречает нас внезапной пробкой. Вот мы едем по восьмиполосному шоссе, вот тоннель и сразу за ним все полосы встают. Мы движемся как черепахи. Мотоциклисты протискиваются между машин и выставляют правую ногу в знак благодарности, когда их пропускаешь. Я следую указаниям навигатора. Прямо. Направо. Сразу налево. Не получилось, второе разветвление на съезде с шоссе я замечаю слишком поздно. Навигатор меняет маршрут, мы едем вниз, потом прямо, потом на развязке разворачиваемся и со второго раза попадаем в нужный поворот.
Чем ближе к центру, тем чаще надо крутить головой. Со всех сторон машины, пешеходы, велосипедисты, мотоциклисты и люди на бешеных табуретках. Все едут отовсюду и во все стороны одновременно. Направо. Налево. Дорога с односторонним движением, слева и справа припаркованы машины, ходят туристы. Едем неспеша, свеотофры, опять налево, прямо и направо. Boulevard Voltaire. Еще один поворот. Rue du Général Blaise.
— You have reached your destination, — говорит навигатор.
Я паркуюсь возле гостиницы и мы переносим вещи в номер. Машину я отдам завтра.
Прошел год с нашего отпуска. А я все вспоминаю и вспоминаю. Каждый день что-то вспоминаю, прокручиваю в голове и улыбаюсь, улыбаюсь, улыбаюсь.
Вспоминаю, как мы в Ля-Рошель ошиблись музеем и вместо Маритайма пошли смотреть научно-исследовтельское судно Франс-1 и какой-то рыболовный тралер.
Вспоминаю, как мы среди ночи колесили по бог весть какому городу, пытась найти гостиницу, потому что кемпинг закрылся в 20:00.
Вспоминаю, как мы не туда свернули в Помпонском лесу и два часа ходили в поисках обратной дороги.
Вспоминаю, как мы возвращались из Живерни в Понт-Аудамер за забытым в гостинице бумажником. А потом ехали обратно в Живерни смотреть дом и сады Клода Монэ.
Вспоминаю, как мы ели ежевику, потому что гробница в Барненезе была закрыта на обед. Мы пытались туда залезть нелегально, через забор, но забор был высокий и весь в ежевике — она же колючая. Пришлось есть.
Вспоминаю, как мы посещали абсолютно пустую деревню Пул Фетан в брейже, потому что у работников были каникулы, и нас никто не прогнал.
Вспоминаю, как мы в Париже не смогли взять машину в прокат и сильно из-за этого расстроились. Поэтому мы пошли в ресторан-корабль на берегу Сены и подкрепились много-много евро. Еда и вино, нет, отличная еда и прекрасное вино сделали нашу проблему пустяковой и неважной.
Солнце спряталось за тучами, я валяюсь на скамейке и жду. Сейчас, когда лицо не надо прятать от солнца под кепкой, лежать гораздо удобнее. Рядом сидит Юля, переводчик, и читает книгу. Неподалеку ходит Джим и остальные экспаты. Мы ждем борт на участок. Проходит пару часов, Эдик привозит бутерброды. Я сворачиваю куртку и засовываю под голову. Лежа немного неудобно, но вставать лень, жую хлеб с колбасой и маслом.
Летом ждешь снаружи. Зимой внутри. Иногда ждешь на косе, на речке. Однажды смена просидела неделю в гостинице в Билибино из-за погодных условий. Мы пересеклись, когда я летел обратно. А они — туда.
Утих ветер, налетели комары. Я ретируюсь в здание. Внутри прохладно. Читаю все плакаты на стенах, разглядываю карту страны, опять читаю плакаты, снова разглядываю карту. Ничего не происходит. Карта не становится интереснее, а плакаты не становятся информативнее. Список вещей, запрещенных к перевозу в воздушных судах. Оружие. Ножи. Химические вещества. У меня в сумке лежит плеер, одежда и смена белья. Зубная щетка. Шампунь. Мочалка. Чистые болванки. Ничего запрещенного.
Наконец-то нас досматривают и ведут по полосе к вертолёту. У меня нет беруш, поэтому целый час громко трясёт — это только на второй или третий раз я научусь засыпать через три минуты после взлёта под равномерный гул турбин.